В славянском фольклоре тоже были свои крылатые персонажи: Сирин, Алконост и Гамаюн. Сирин — существо с головой женщины и телом совы, поющее чарующим голосом. Созвучие имён и то, что птицы-Сирины поют для святых на небесах песни, услышав которые, люди теряют волю и память, а корабли терпят крушение, позволяет сблизить это существо с античными Сиренами, описанными Гомером. При этом Сирин — не отрицательный персонаж, а метафора искушения человека. Славянский Алконост — райская сладкоголосая птица, которая откладывает яйца на морском берегу и когда погружает их в море, волны успокаиваются. Но когда из яиц вылупляются птенцы, начинается шторм. Алконост считался посланником богов: эта птица живет па небесах и спускается на землю, чтобы донести их волю до людей. Как и Алконост, Гамаюн — «птица вещая», она предсказывает будущее и может вызывать бурю.

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.

Христианские «крылоносцы» — ангелы разных разрядов, или чинов. Ангельская иерархия существует во множестве изводов всех христианских и иудейской религии. Крылья есть, например, у Серафимов, причем целых шесть: двумя они покрывают лица, двумя — ноги, двумя летают. В ангельской иерархии роль серафимов — почти как у Алконоста — они поклоняются Богу и служат нуждам людей. В библейском представлении крылатые херувимы и престолы вместе с серафимами наиболее близки Создателю. Именно Серафим в стихотворении А. С. Пушкина «Пророк» преображает человека:

Все эти персонажи многие века изображались и в живописи, и в скульптуре, и в графике художниками всех стран мира. Наверное, первым художником, который смотрел на небо как на место для человека и придумывал для этого специальные летательные конструкции, стал Леонардо да Винчи. В течение десятилетий — с середины 1480-х до 1510-х годов — он придумывал и рисовал летательные аппараты, изучая для этого строение и полёт разных птиц, падение листьев в свободном парении и самые свойства воздуха.

Рукописи Леонардо, хранящиеся в музейных собраниях разных стран, в том числе знаменитый Codex Atlantius из Амброзианской библиотеки Милана, содержат рисунки разных разновидностей приспособлений для полёта человека. Мысль Леонардо эволюционировала от орнитоптеров — аппаратов с подвижными крыльями, которые должны были приводиться в движение силой мышц человека, до аппаратов, основанных на свободном парении. В какой-то момент он пришел к выводу, что «когда птица находится в ветре, она может держаться на нем без взмахов крыльями, ибо ту же роль, которую при неподвижном воздухе крыло выполняет в отношении воздуха, выполняет движущийся воздух в отношении крыльев при неподвижных крыльях».

И, наконец, им была предложена гипотеза летательного аппарата с вертикальным взлётом, как у современного вертолёта, только в отличие от современных вертолетов с лопастным винтом, эта машина должна была подниматься в воздух с помощью хорошо известною в XV в. архимедова винта, диаметром около 8 м. Несмотря на то, что винт нужно было раскручивать вручную, Леонардо верил в осуществимость своего проекта: «Я говорю, что когда этот прибор, сделанный винтом, сделан хорошо, т.е. из полотна, поры которого прокрахмалены, и быстро приводится во вращение […] названный винт ввинчивается в воздух и поднимается вверх».

Леонардо да Винчи был, несомненно, гениальным изобретателем и провидцем, но реализовывать свои блестящие пророческие идеи, воплощать и испытывать летательные аппараты, он не стал — или было не время, или это не соответствовало его темпераменту и скорости мышления, полёту мысли, которая стремилась к новому познанию и новым открытиям. Однако он даже давал в своих записях наставления будущим испытателям орнитоптеров: «Этот прибор ты испытаешь над озером и наденешь в виде пояса длинный мех, чтобы при падении не утонуть. Надобно также, чтобы опускание крыльев 

производилось силою обеих ног одновременно, дабы ты мог задерживаться и балансировать, опуская одно крыло быстрее другого, смотря по надобности, так, как ты видишь это делают коршуны и другие птицы. И притом опускание посредством двух ног всегда бывает более мощным, чем посредством одной… А поднимание крыльев должно совершаться силою пружины или, если хочешь, рукою, а еще лучше поднятием ноги, это — лучше, потому что руки у тебя тогда свободнее».

Через 500 лет после Леонардо, на заре авиастроения, когда полёты аэропланов уже стали реальностью, в России родился другой гений, одержимый покорением человеком неба — Владимир Татлин. Созданный им летательный аппарат, получивший название «Летатлин» по принципу работы был тем же орнитоптером, то есть должен был приводиться в действие мышечной силой пилота. Надо сказать, что быть художником — конструктором летательного аппарата в эпоху, когда вовсю начинали строить самолёты, было, возможно, даже труднее, чем в эпоху Возрождения, когда люди в большинстве своём и не помышляли о полете. Татлиным с помощниками было создано три аппарата из разнородных материалов: дерева, пробки, стального троса, дюраля, китового уса, сыромятного ремня, шариковых подшипников, ткани. Размеры орнитоптера Татлина составляли: размах крыльев -9 м, несущая поверхность — около 12 кв., масса — 32 кг, нагрузка — 8 кг/кв. м.

Мастерская для изготовления орнитоптера находилась в угловой башне Новодевичьего монастыря. В мае 1932 года в Итальянском дворике Музея изящных искусств прошла выставка, на которой был представлен «Летатлин». Испытания одного из аппаратов не состоялись из-за повреждений при транспортировке. После ликвидации мастерской в Новодевичьем монастыре орнитоптер так и не был опробован. Всего в 1929—1932 годах было создано три таких аппарата. Единственный сохранившийся вариант — третий (с некоторыми утраченными деталями) в 1933 году, по сведениям Татлина, находился в Музее ОСОАВИАХИМа и затем поступил в Центральный государственный музей авиации и космонавтики имени Н. Е. Жуковского в Монино. Именно этот потрясающий своим вневременным эстетизмом экземпляр, обнажавший конструкцию, без обтяжки тканью, видели посетители выставки «Москва-Париж» в ГМИИ им. А. С. Пушкина и других художественных выставок. К сожалению, другие два экземпляра, которые Татлин передал на хранение в фонды выставки «Художники РСФСР за 15 лет» и в Центральный совет Всесоюзного общества изобретателей из-за банальной проблемы хранения, безвозвратно пропали. Интересно, что Татлин не пользовался помощью инженеров для расчёта конструкции. Сам он на выступлении в Клубе писателей 5 апреля 1932 года говорил: «Расчёты? Пусть товарищи инженеры не обижаются на меня: а вы спрашивали ворону, по каким расчётам сделаны её крылья? Вы спрашивали, почему она летает, нет? И напрасно. Я был матросом. Чайки летели за нашей кормой и, заметьте, не уставали. Три дня летели

и всё не уставали. Был шторм, ветер доходил до огромных баллов, а им хоть бы что, летят и не устают почтенные птицы. Выходит, что они устроены совершеннее наших аэропланов. Действительно, у птиц — пластичная конструкция, а, у аэропланов — жёсткая. У них живые, мягкие крылья, а у аэропланов — мёртвые, жёсткие». Анатолий Стригалёв, писал о «Летатлине»: «Татлин предлагал вещи-идеи, вещи-задачи, вещи-загадки, реально или проблематично функциональные, но всегда волнующие заключённой в них энергией формообразовательного импульса, ощущением намечающейся дороги к искусству будущего. В пору расцвета технических утопий, уделявших огромное внимание авиации и другим средствам покорения воздушного пространства, Татлин посчитал первоочередной задачей создание интимной авиации для отдельного человека, дополняющей полученные им от природы двигательные функции. Одним словом, он захотел вернуть человека к его всегдашней мечте о собственном полёте и осуществить эту мечту».

Тема русского космизма, в последнее время приобретшая актуальность, объединяет интересы и устремления многих художников, но Татлин отличается от грезящих космосом тем, что он не просто придумал, но и сделал этот летательный аппарат, пусть никогда и не испытанный ни при его жизни, ни после. И эти крылья, которые 

напоминают и птиц, и более древних существ, предков птиц — птеродактилей, и ангельские крылья, и, конечно, изобретения Леонардо да Винчи, он дал нам, людям для нашего индивидуального свободного отношения с небом. Эти художественные крылья, воплощённые не только визуально, но и в объёме, производят неизменно восторг единения человеческого разума и умения с природным совершенством. Кажется, что эти крылья огромного размера могут прирасти к тебе, стать частью твоего скелета и поднять тебя в воздух.

Неизвестно, видел ли произведение Владимира Татлина Юрий Гагарин перед тем, как поднялся над землёй. Да, он поднялся не па крыльях, но его, самый первый полёт окрылил многих людей, встречавших его на земле, потому что он стал новым воплощением Икара — человека, который поднялся к звёздам и вернулся.

Через пять лет после полёта Гагарина Андрей Тарковский снял свой фильм «Андрей Рублёв», в одном эпизоде которого наш русский Икар, правда не на крыльях, а на воздушном шаре пытается совершить полёт. Полёт этот больше похож на падение, но ликующий возглас «Лечу!» успевает вырваться у мужика, который так и не смог преодолеть земное притяжение на своём доморощенном баллоне. Крыло самолёта с тех пор стало привычной частью нашего повседневною обихода. Этот вид транспорта, когда «под крылом самолёта о чем-то поёт зеленое море тайги», или горы, или океан, стали для нас, сегодняшних, почти таким же будничным делом, как поездка на автобусе. Нас не так уже удивляет то, что некоторые литературные герои — Питер Пэн, Мери Поппинс летают, хоть крыльев у них нет. И любимый русскими читателями персонаж Астрид Линдгрен — Карлсон, хоть и без крыльев, но с пропеллером летает, и булгаковская Маргарита может летать.

Русские живописцы XX века любили тему полёта, но при этом почти никто не изображал крыльев, похожих на крыло птицы. Прошлый век был веком техники, поэтому крыло самолёта становится более частым мотивом художников. Среди советских художников самыми «окрылёнными» авиацией были, наверное, Александр Лабас и Александр Дейнека. Одна из самых известных монументальных работ Дейнеки в Москве — мозаики станции метро «Маяковская», где один из самых запоминающихся мотивов — самолёт. Помещённые на своды подземного нефа станции, самолеты создают иллюзию того, что оттуда видно небо и разрушают представление о том, что вы находитесь на одной из самых глубоких станций московского метрополитена.

Сегодня, в эпоху переоценки ценностей, нам хотелось бы видеть больше крыльев ангельских, простёртых над нами и крыльев, которые гениальные художники придумали для индивидуального полёта человека, для его свободы и чувства единения с природой. И работы художников — участников проекта «Против течения» подтвердили предположение о том, что романтика железных птиц осталась в прошлом. Среди нескольких, изображенных в живописи и фотографии самолетов — большинство стоят на земле и уже давно не летают. В этом смысле очень удачно название работы Евгения Жиляева «Последняя посадка» — на его фотографии изображен военный самолёт со звездой, который, видимо, совершил жёсткую посадку в лесу. На фото Андрея Шапрана «Самолёт» мы видим заснеженных «железных птиц», стоящих на земле и занесенных снегом. А на фото Игоря Соловьёва «Обглодали» отслуживший своё остов самолета оставлен на произвол погоды и птиц. Но есть и самолёты в движении- это прежде всего выполненная в интересной технике ультрафиолетовой печати на алюминии работа Татьяны Кроль «Куда мы движемся», в которой мы смотрим в небо из кабины пилота. Артем Корепюк, фотографируя «Аэропорт», увидел самолёт очень маленьким, высоко в небе, а главными его героями стали раскинувшие «крылья» уличные фонари. Работа Игоря Зейналова требует длительного рассматривания и, хотя здесь и есть схематичное изображение самолёта, главное в этом рисунке — человек и полёт его мысли.

Человек и его ощущения стали сюжетом для большой группы произведений, объединённых темой «Крылья». Не у всех людей есть крылья, но иногда прыжок становится началом отрыва от земли, как в фото Эллы Толмачёвой, в котором женщина, кажется взлетает в прыжке, оттолкнувшись от заснеженного пейзажа Санкт-Петербурга. А на фото Сергея Головача, хоть и нет крыльев, но балерина Имперского русского балета, раскинув руки в изящном балетном движении, создаёт иллюзию полёта, её движение сродни мощному и красивому взмаху крыльев большой птицы.

«Некуда лететь» герою работы Екатерины Репковой — человек, сидящий на корточках, словно не ощущает крылья бабочки у себя за спиной — этот атавизм не нужен обитателю каменных городских джунглей. Свободно парят, взлетая персонажи картины Натальи Ламановой «Blue Angels над озером Мичиган, а «Парящие» Серафима Шувалова (Ильи Евдокимова), напротив, кажется, спускаются с небес. По мосткам к морю идет человек с пальмовыми листьями за спиной, которые на мгновение заставляют увидеть в нём ангела, шагающего по делу, запечатлённого камерой Эльвиры Ковригиной в работе «Путь ангела». А работа Антона Батишева «Ограничение полёта», в которой из инвалидного кресла выпархивает тень с ангельскими крыльями, посвящена проблемам, с которыми сталкиваются инвалиды, живущие в нашем современном жёстком обществе. Василий Шульженко, изменяя своим традиционным деклассированным героям, показывает городского ангела — обнажённую женщину с крыльями, медленно поднимающуюся из глубин петербургского двора-колодца.

Виктор Калинин в своей узнаваемой манере пишет ангела, крылья которого почти сливаются с радужными миром вокруг него. Название картины «Май», и мы действительно, будто раскрывающиеся листья и цветущие сады, чувствуем это неповторимое ощущение этого последнего весеннего месяца, когда природа просыпается и «расправляет крылья» для нового лета.

Природа, у которой мы подсмотрели саму идею полёта, представлена, кажется, всеми видами летающих существ — от летучей мыши до птиц. Разнообразно представлены насекомые. Серия Виктора Лукина «Дачные соседи» — это напоминающие учебные пособия по биологии, классифицированные и изображённые со всеми подробностями своей морфологии насекомые: мухи, жуки и стрекозы. Святослав Пономарёв соединяет в листе «Воздух» из своей серии «Элементы» изображение ветра и фото мотылька. Евгений Семёнов, видимо измученный обилием мух летом, на которое жаловался ещё Пушкин («Ох, лето красное! Любил бы я тебя, Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи») выстраивает воображаемую очередь из мух, сопровождая изображение текстом: «Потомство одной мухи за лето можно было бы вытянуть в линию от Земли до Луны»). А Максим Киреев просто любуется стрекозой, которую успел сфотографировать, называя её «Синяя красотка».

Почти абстрактная яркая работа Марины Худяковой, тем не менее, позволяет рассмотреть в ней мотивы крыльев, переработанные почти в орнаментальный мотив. Работы Константина Худякова, посвященные, казалось бы, совсем другим темам, содержат образы насекомых — это довольно агрессивный жук, или шершень в одном случае («Световая природа женщины») и останки, которые трудно опознать, в работе «Падение и смерть героя». Несомненно, здесь содержится намёк на разбившегося, но всё же взлетевшего героя античных мифов — Икара, хотя в результате этого падения от героя у Худякова осталось буквально «мокрое место».

Рисунок «Сон бабочек» Веры Карасёвой — разбитое стекло, уснувшие на ночь бабочки — это такая красивая метафора смерти. А «Эффект бабочки» художника ZeD — напоминание о двойственности всего сущего, где рай и ад, жизнь и смерть всегда стоят рядом, как правое и левое крыло бабочки. Название работы отсылает к знаковой книге Джеймса Сваллоу «Эффект бабочки», в которой

говорится, в том числе о том, что изменив прошлое, мы можем получить совершенно неожиданный эффект в настоящем и будущем.

Ожидаемо больше всего художников вдохновил образ птицы. Но и тут не все так однозначно. Наряду с парящими в воздухе птицами, например, в картине Любови Белых «Весна», Ольги Гречиной «Чайки», Натальи Литосовой «Старый Кисловодск», и совсем плохо летающими, но несущими порой золотые яйца курицами (Ирик Мусин «Несушка»), образ птицы является порой в совсем неожиданном в искусстве, но очень часто встречающимся в быту виде, как еда. Здесь и серия Игоря Пестова из нескольких живописных холстов: «Куриные головы», «Трапеза» и даже разбитые «Яйца в коробках»; картина Валентина Короткова «Не бойся ложки, бойся вилки» и фото Руслана Нургалиева «Крылья».

Не менее жёсткое зрелище предлагает в своей картине «Время борьбы» Алексей Головченко: Сильно раздражённый двуглавый орел вцепился когтями в символы власти — державу и скипетр, умудряясь при этом душить возможного соперника, а возможно и собственного подросшего птенца. В центре живописной работы Андрея Вилкова «Опустевшие деревни» — колодец-«журавль», вокруг которого вьются неприкаянные вороны. К ним примыкает и фото Алексея Филоненко «Ночной полёт», в котором автору удалось запечатлеть пролёт крупной птицы на фоне полной луны.

Отношения между птицами и людьми стали сюжетом для нескольких работ, как живописных (Евгения Глебашева «Мальчик», над которым борются друг с другом белый и черный петух), так и фотографических (Фарит Губарев «Его любовь — голуби» — фото голубятника в голубятне; фотоколлаж Александра Дроздина «Полёт»). Самая, пожалуй, интересная работа в этом ряду — «Ворона» Виктора Харлова, в которой мы встречаемся с популярным в последнее время развлечением городских жителей — бёрдвотчингом. Английское слово «birdwatching» означает всего лишь наблюдение за птицами, в основном люди едут за этим на природу, но в городе тоже есть птицы, за которыми интересно подсматривать, например вороны. В картине Харлова мы видим автопортрет художника, наблюдающего за вороной через окно. Эта картина могла бы быть представлена и в теме «Отражение», поскольку нам, зрителям, гораздо интереснее смотреть за смотрящим на ворону художником и разгадывать сложную композицию, придуманной им работы.

Отдельной темой стал для участников проекта мотив бумажного самолётика. Сергей Лычагин изображает его летящим высоко в небе над кажущимся миниатюрным домиком. На фото Натальи Поваровой «Крылья» и в картине Андрея Новикова «Икар» самолётик в руках ребёнка. А на фото Александра Ливанова он вылетает из раскрытого каталога прошлой выставки «Против течения». На тему крыльев высказались и скульпторы, причём здесь и реалистическая скульптура Сергея Филатова «Цапля» из металла и абстрактная работа Дарьи Суровцевой «Иллюзия помер До», выполненная в авторской технике 

из плексигласа и фарфора. К скульптуре примыкает также фотография Юрия Щербакова из серии «Чековая кантата» — «Часть IV. Птица», где на высоте запечатлен абстрактный легкий объект, похожий на оперение птицы, словно «вылетающий из окон высотного дома. Высказывание художников на тему «Крылья» дало удивительное разнообразие подходов к этому сюжету. Любопытно, что мифологические крылатые существа совершенно исчезли из обихода современных авторов. Их больше интересует фактура крыла, чем иконография античных героев. И, конечно, как всегда актуальной остаётся тема полётов, ведь они — воплощение наших надежд. Когда человек летает во сне, говорят, что он ещё растёт. Когда полёт привлекает художника как образ, значит, у искусства есть будущее.

Наталия ТОЛСТАЯ